Блог

Самый успешный документалист в мире. Самый патриотичный из американских режиссеров. Толстяк в бейсболке, ставший суперзвездой. На его пресс-конференции приходят с плакатами «Майкл, мы любим тебя!». Его противники кричат: «Мистер Мур, мы ненавидим тебя, а ты ненавидишь Америку!» Они породили целое направление под названием «антимуровское кино». А он сам, получая «Оскара» за фильм «Боулинг для Колумбины», скандировал: «Позор вам, мистер Буш, позор!!! Мы живем в фиктивные времена и при фиктивном президенте!»
Интервью с Майклом Муром

Выдающийся оратор и преданный друг пролетариев всех стран, он ведет себя так, будто печется о каждом из них в отдельности и одновременно участвует в собственной предвыборной кампании.

Вот Мур поддерживает забастовку французских актеров во время Каннского фестиваля, где ему дадут «Пальму» за антибушевский блокбастер «Фаренгейт 9/11». Вот он марширует по Нью-Йорку в компании обычных американцев, несущих плакат «Требуем справедливости для американских рабочих!!!». А вот он обклеивает лентой с надписью «Место преступления» здание Нью-Йоркской биржи, требуя вернуть деньги американским гражданам, — и это уже кадр из его новой картины «Капитализм. История любви».

В ней Мур обвиняет в наступившем кризисе американские корпорации, превозносит Обаму и призывает к социалистической солидарности как к единственно возможному выходу из создавшейся ситуации.

Вы не думаете, что в Восточной Европе и в России ваш бравый призыв к социализму будет воспринят, мягко говоря, неоднозначно?

Как жителю бывшей соцстраны могу вам сказать: не нужно выплескивать ребенка вместе с водой. Я же не отрицаю христианство только потому, что сумасшедшие крайне правые христиане узурпировали Иисуса и превратили его в человека, полного ненависти. Даже если вы не христианин, я думаю, вы согласитесь, что Христос говорил довольно правильные вещи.

Конечно, в вашей стране социализм был извращен, искажен, им злоупотребляли те, кто хотел абсолютной власти. Мне даже немного обидно за Маркса, потому что и сегодня, спустя сто двадцать лет после его смерти, его имя используют как прикрытие, чтобы творить несправедливость. Вам бы понравилось, если бы ваше доброе имя использовали так же?

Но что плохого в социализме? Что можно противопоставить идее, что каждый из нас должен получать одинаковый кусок от общего пирога? Мне лично нечего этому противопоставить. Или вы хотите, чтобы я сейчас взял и забрал все куски пирога себе, а вам оставил один-единственный?

А может, все зависит от исторической эпохи? В какой-то период социализм — меньшее зло, чем капитализм, а в какой-то наоборот?

Понимаю, для русских это — больной вопрос. Я вот думал, что Советский Союз будет всегда и Берлинская стена тоже будет всегда. Говорю это совершенно серьезно. Но посмотрите, как быстро все это рухнуло — зараз! Я никогда не думал, что Манделу выпустят из тюрьмы и он станет президентом ЮАР. Да если бы я вам три года назад сказал, что президентом США будет чернокожий, вы бы посмотрели на меня как на сумасшедшего.

Моя идея в том, что изменения могут происходить очень быстро и в тот момент, когда вы их совсем не ждете. И они не обязательно будут негативными. Я предлагаю не столько социализм, сколько демократичную экономику. Я вовсе не против того, чтобы у вас был свой бизнес, чтобы вы много работали и зарабатывали, улучшая свою жизнь и жизнь своей семьи. Но капитализм сегодня — это нечто другое. Это сис­тема, при которой один процент населения имеет столько же денег, сколько остальные девяносто девять. Это безумие!

Еще в начале 80−х, с приходом Рейгана, Америка придумала гениальную систему: зачем держать двух рабочих, если одного можно уволить, а другого заставить вкалывать за те же деньги? За последние двадцать лет рабочий день американца увеличился вдвое, как и производство товаров, а зарплата осталась прежней, такой же, как в 80−е. Чем меньше рабочих мест, чем меньше зарплата, тем больше собственной выгоды. Я не экономист и не реформатор, но я точно знаю, что этот разрушительный процесс надо остановить.

Обама — социалист?

Да, в определенной степени. Он же сказал: «Надо равномерно распределять блага».

И что, блага успешно распределяются?

Подождите, не все так быстро, он всего лишь восемь месяцев у власти. Ему передали Америку, находящуюся в чудовищном состоянии, до которого ее довел один псих, почти разрушивший страну и едва ли не весь мир! Я, честно говоря, не знаю, реально ли все это выправить за восемь месяцев. Да тут восьми лет не хватит! Признаюсь, я ему сочувствую: он взялся за тяжелейшую задачу. Но я восхищаюсь им и верю в то, что он справится.

Что вами больше движет — злость или сочувствие?

Надеюсь, что сочувствие. Потому что злость я не могу контролировать. Все, что я могу сделать со злостью, — это превратить ее в чувство юмора. Я вообще считаю, что все великие комедианты, и уж тем более сатирики, были заряжены злостью. Чаплин, Граучо Маркс, Ленни Брюс, Ричард Прайор. Юмор — очень мощное и важное оружие в борьбе с несправедливостью.

Что касается сочувствия, то я обычный человек, и то, что я вижу вокруг себя, трогает меня очень глубоко. Да и вообще американцы более эмоциональны, чем европейцы. Даже вид плачущего ребенка действует на нас как-то особенно сильно.

Ладно, Обаму уже избрали, есть шанс, что все исправится. Откуда же вы теперь будете брать свою злость? Не тяжело будет дальше снимать кино?

Шутите?! Лучшие американские режиссеры появились в эпоху Рузвельта (в своем фильме Мур боготворит Рузвельта, сокрушаясь, что изданный им второй Билль о правах так и не вступил в силу. — «РР»). Капра, Форд, Стерджес снимали тогда грандиозное кино. Прежде всего потому, что они существовали в благоприятном климате, когда искусство и культура всячески поддерживались, как и свободное мышление!

Поэтому ни о каком увядании и речи быть не может. Да я буду расцветать! Это в темное время всегда поддерживается тупость, а все остальное загибается. Но Обаме нужны современные Капра, Форд, Джон Стейнбек, потому что демократия — это всегда взаимный обмен, а не односторонняя связь между правительством и всеми остальными. Обаме нужны мы, чтобы он сделал то, что он хочет сделать. Без нашего участия ничего не произойдет.

А массовая культура — это не только развлечения, она может быть и опорой. «Гроздья гнева» Форда, как и многие тогдашние фильмы, обращались к самым широким массам. Эти картины помогли заложить фундамент для политики Рузвельта и сделали так, что он смог убедить людей поддержать социальные реформы, страхование безработных, проекты по общественной работе и так далее. И это был дух времени, а не просто отдельное желание снять фильм про бедных, которые едут на грузовике в Калифорнию.

Надеюсь, что-то подобное произойдет и сейчас. Думаю, эпоха Обамы будет прекрасным временем для меня и других кинематографистов. Это уже происходит, сейчас уже есть картины про корпорации и то, что они делают с маленьким человеком (речь идет о фильме «Информатор» Стивена Содерберга. — «РР»).

В своем фильме вы ставите крест на американской банковской системе. А где вы храните свои деньги?

В банке, где ж еще?! (Смеется.) У меня там сберегательный счет. Сейчас, наверное, посмотрев «Капитализм», они решат их просадить. (Смеется.) Но у меня нет никаких вложений, я никогда не покупал акций — я в них просто не верю. В коммерческом смысле все мои фильмы были очень успешными, именно поэтому большие студии продолжают со мной работать. И у меня есть заначка, которая позволяет мне сказать: «Fuck you, money!» Знаете, у американцев это выражение означает способность быть независимым, в том числе от государства, и вообще возможность говорить «fuck you» кому угодно. Поэтому я могу быть собой и делать то, что я хочу.

А внутренние, личные затраты? Кино вам легко дается?

Я часто себя спрашиваю: вот если бы мне сейчас предложили заново сделать все те фильмы, что я уже сделал, пройти все это по новой, согласился бы я? Честно — не знаю. Мне и моей семье пришлось испытать из-за этого немало трудностей.

Ну вот посмотрите на меня. Я — обычный человек, который делает кино. И я не понимаю, почему в этой комнате меня должен сопровождать телохранитель (охранник Мура сидит за столом напротив. — «РР»), а второй должен караулить меня за дверью. Я — всего лишь свободный человек, живущий в свободной стране. Почему я должен беспокоиться о подобных вещах?

Наверное, потому что вы — суперзвезда. Кстати, это помогает или мешает во время работы?

Мешает, конечно! Люди меня боятся, боятся разговаривать со мной, отвечать на мои вопросы. И я их понимаю. (Смеется.) Они и должны бояться. Потому что позиции, на которых они стоят, непростительны. Как можно защищать позицию, согласно которой у больного человека нет права сходить к врачу? Да у нее нет оправдания! Остается только дискредитировать меня и мой фильм, оклеветать нас, как это пытался сделать вице-президент Ассоциации американских медицинских страховщиков. Шесть недель назад он публично призвал все страховые компании выделить деньги, чтобы атаковать Майкла Мура, потому что они знают, что все сказанное в моем фильме Sicko (в русском прокате — «Здравозахоронение». — «РР») — это правда.

А письма поддержки вам приходят?

Я каждую неделю получаю тысячи писем от жителей Америки, которые рассказывают мне о социальных несправедливостях и других проблемах, предлагая снять про это фильмы. Все это — очень важные и волнующие темы, и я был бы счастлив клонировать себя, чтобы появилась еще тысяча Майклов Муров, которые бы все это сняли.

По-моему, в фильме вы указали на корень всех этих проблем — капитализм. Кино про капитализм не может не быть глобальным…

Но сама идея сделать фильм про капитализм — это же чистое безумие. Это совсем не то, что люди хотят увидеть в кинотеатре в пятницу вечером. Они идут туда, чтобы расслабиться. Поэтому это был вызов самому себе как кинематографисту. Я же прежде всего делаю фильмы, а не политические высказывания.

И я хочу напомнить всем документалистам: уважайте искусство кино! Если уважаете, то ваше высказывание будет ясным и сильным. Но если для вас месседж важнее искусства, вы проиграете, прежде всего политически. Никто не пойдет это смотреть, вас просто не заметят.

Хочешь высказываться — иди в кабинет министров, избирайся в парламент, занимайся общественной деятельностью. А режиссер в первую очередь должен уметь делать захватывающее кино, которое люди с удовольствием посмотрят в кинотеатре, в темном зале вместе с сотней других зрителей, а не дома на DVD. Кино — это коллективный опыт, и я настаиваю, чтобы мои фильмы смотрели на большом экране.

Ваши фильмы сделаны виртуозно, но в их основе одни и те же приемы — беспроигрышные и…

(Перебивает.) Ну и что? Шекспир делал то же самое. Если сейчас кто-нибудь зайдет в комнату и поскользнется — не дай бог, конечно — на банановой кожуре, вам будет смешно. Сто лет уже смешно. Или Вуди Аллен — он всегда один и тот же. Но я не устаю на него смотреть и даже разочаровываюсь, когда не вижу Вуди в его собственных фильмах.

Вы обмолвились, что ваш следующий фильм будет игровым. Это правда?

Да, уйду в игровое кино, если люди не воспримут «Капитализм», ведь это мой самый рискованный фильм. Если люди после него не воспрянут, то и я не буду больше ничего делать — стану снимать безопасный фикшн себе в удовольствие. У меня даже заготовлен первый сценарий. Но если люди поднимутся и действительно призадумаются о своих правах, о демократии вообще, тогда я буду с еще большей энергией участвовать в этом движении (смеется).

Если бы вы оказались рядом с Обамой, что бы вы ему посоветовали — как гражданин и патриот своей страны?

(После паузы, задумчиво.) Я бы сказал следующее. Давайте возьмем один месяц иракской войны — он стоил 12–15 миллионов долларов. Этих денег хватит, чтобы в нынешнем Ираке обеспечить чистой питьевой водой миллионы людей, у которых ее нет. Я хочу, чтобы нас там перестали бояться, и единственный путь — предложить свою помощь.

Только так Америка сможет восстановить свою репутацию в мире?

Да, но это — лишь малая часть. Я вообще не уверен, что у нас когда-либо была блестящая репутация. Конечно, так хреново, как в последнее десятилетие, еще не было. Но думаю, что к американцам — к самим людям — относятся нормально. Ведь так? В нас на самом деле много очаровательного. Все эти «Как дела, чувак?», все эти «хи-хи», «ха-ха». Разве в нашей простецкости нет очарования?

Есть стереотип, что вы высокомерные.

Ну нет, в обычном среднем американце нет никакого высокомерия. Когда мы коллективизируемся, собираемся в группы, тогда — да, появляется высокомерие и мы начинаем вести себя по-идиотски. Но по отдельности мы очень открытые.

Остановите любого на улице, и вы удивитесь, насколько он будет рад вам помочь. Тут есть неподдельное великодушие, хотя он может и не знать в точности, где находится страна, откуда вы приехали. Почти десять процентов американцев не в курсе, где находится Ирак, можете себе представить? Искренняя душевность соседствует с этим невежеством, в котором, впрочем, американцы не виноваты. Что поделать, если они не учат иностранные языки? Я вот с вами тоже говорю по-английски, и это, кстати, высокомерно. Потому что этот язык не лучше и не хуже других, он лишь проще. Что поделать, если республиканцы не развивали образование и школьную систему, а наши газеты не только их поддерживали, но еще и думали в первую очередь о рекламодателях, а не о читателях.

В Швеции, к примеру, на каждого жителя, включая младенцев, ежедневно приходится по одной газете. Потому что успех их газет зависит от тиража, а не от рекламы, которая, конечно, важна, но вторична. Поэтому они стараются хорошо делать свою работу, чтобы их покупали и читали. А все американские СМИ давно существуют за счет рекламы, именно она, а не тираж, стоит во главе угла. Это не те условия, при которых может зародиться свободная независимая пресса.

Все ваши фильмы — про Америку. У вас нет желания снять что-нибудь про другие страны?

Нет. Я считаю, что в каждой стране, будь то Франция, Германия или Россия, должен быть свой Майкл Мур. Тот, кто будет заниматься конкретно вашими проблемами и предлагать пути их решения. Мои фильмы абсолютно америкоцентричны, но, думаю, именно поэтому их интересно смотреть во всем мире. Я показываю вам Америку, которую вы не увидите по CNN. И вы можете получить информацию, которую в противном случае не получили бы.

Возможно, вы с друзьями покинете кинотеатр с мыслью: «Может, все-таки не стоит нашему консервативному правительству приватизировать социальные службы! Может, не надо этого делать, а то гляди — это приводит к коррупции, к тому, что судьи сажают в тюрьму детей для собственной выгоды (в «Капитализме» подробно объясняется, почему судьям выгодны дети-заключенные. — «РР»).

Все мы люди, и нам свойственна алчность. Но капи­тализм ее не контролирует, а стимулирует. Поэтому нам нужна другая экономическая система, основанная не на алчности.

Автор: Евгений Гусятинский, корреспондент отдела «Культуры» журнала «Русский репортер»